Новая Экопсихология
|
|
ВасилёкСказ о Марусе-РомашкеЖила-была девочка по имени Маруся. С виду, вроде бы, — обычная, ничем особенным не приметная, тихая. Но — улыбалась она всем ласково. И взгляд у неё был добрый и тёплый — потому, что проявлялся в нём свет сердца любящего. И была она добра и приветлива — не только к людям, что рядом жили, но ко всем существам: и к травкам, и к цветкам, и к пташкам, и к зверюшкам, и к букашкам даже. Многие за доброту её — над ней посмеивались: и цветочек ей зря не сорви, и жучка не раздави, и на муравья не наступи… … Раз с ней такая история случилась. Гуляли девочки, вышли к лугу, а там — красота, приволье, цветочки благоухают, бабочки и пчёлки летают! И решили девочки на ромашках погадать: кого из них какой мальчик любит? И — давай ромашки срывать, лепесточки с них обрывать: «Петя меня: любит — не любит, любит — не любит…», «Ваня меня: любит — не любит, любит — не любит…». А Маруся их отговаривает: — Посмотрите: каждый цветочек — он ведь всё вокруг себя любит, всем свою красоту дарит! Чем губить их ради забавы, учитесь лучше сами любить — как они, эти цветочки! Да и разве же полюбит вас кто, если вы цветочки так обижаете? Вот, эти ромашечки: они — как солнышки, дарящие нам свою нежность! Вы на них посмотрúте: они ручки-лепесточки во все стороны раскрыли и говорят всем каждая: «я вас — люблю!» Или вот — колокольчики! Слышите, как они поют свою песенку? Динь-динь, улети в неба синь! Динь-динь, зло в себе отринь! Доброй будь: в этом — суть! Динь-день, пусть будет радостным день! Нужно только уметь слушать тишину — и тогда песенка и колокольчика, и любого другого цветка в этой тишине будет слышна! — Ну и выдумщица ты, Маруся! — стали смеяться девочки. И с тех пор так и прозвали Марусю: Ромашка. Но Маруся не обижалась. И на это новое имя отзывалась. * * * Шло время, Маруся подросла. Но по-прежнему иногда подшучивали люди над её чистотой и добротой: — Ты уже — дéвица на выданье, замуж тебе скоро будет пора! А ты — словно маленькая себя ведёшь: о пустяках всё заботишься! А Маруся, хоть и смущалась порой, но мудро подчас отвечала. Бывало, тáк скажет, что всем весело становится! А бывало — и тáк, что люди призадумаются: «зачем мы живём?», «как различить: что есть хорошо, и что — плохо?»… * * * В те времена бывали в тех краях праздники-гулянья. Собирались молодые из соседних селений — и веселились: состязания устраивали всякие, плели венки из цветов и на головы их надевали. На таких праздниках часто девушки и парни своих суженых встречали. Однажды на таком празднике юноши и девушки хотели начать цветы рвать — чтоб венки делать. Но Маруся вдруг предложила: — Давайте лучше сами цветками станем! Вот меня — Ромашкой прозвали. И вы выбирайте цветочные имена: Вася — Василёк! Рита — Маргаритка! Коля — Колокольчик! И пошло тут веселье с выдумыванием имён! … Был среди ребят парень один, который многим девушкам нравился. Во всём он первый был: и смелый, и ловкий, и умелый, и сильный и красивый. Звали его Егором. И Марусе тоже нравился именно он. Спрашивает Егор Марусю: — А меня ты как назовёшь? На какой цветок я похож, по-твоему? — Мне кажется, ты похож на цветок эдельвейс. Он растёт высоко-высоко в горах и похож на серебристую звёздочку. Там, выше облаков, на неприступных скалах, вдруг по весне распускаются такие «звёздочки». Словно они — гости, которые захотели пожить на Земле и присмотрели себе гору, с которой им хорошо видны другие звёздочки на небе… Говорят, что этот цветок нравится всем влюблённым. Но, может быть, я и ошиблась… Влюблённые ведь тоже ошибаются, — сказала так Маруся, глядя Егору в глаза, а потом ресницы опустила и зарумянилась… * * * После праздника многие так и расходились парами. Маруся с Егором тоже шли, взявшись за руки. Егор спросил: — Чего ты больше всего в жизни сейчас хочешь, Ромашка? О чём мечтаешь? … Честно говоря, Егор ждал, что Маруся его о поцелуе попросит… Он сам уже целовался с другими девушками… Но Маруся ответила: — Я хочу стать волшебницей! У меня уже и теперь получается немного делать чудеса. Только люди их не всегда замечают. Ещё я хочу научиться помогать людям становиться добрее. Вот ты как думаешь, чтό Бог от людей ждёт, чегό хочет от каждого человека? — Наверное, Бог хочет, чтобы люди лучше становились: умнее, добрее, сильнее… А ты как думаешь? — слегка опешил Егор, не ожидавший такого поворота разговора. — Я думаю, что Бог, как Создатель, то есть, наш общий Высший Родитель, хочет, чтобы Его дети — на Него становились похожи, ну хоть понемногу, по чуть-чуть… А Бог — Он ведь какой? Он — большой, даже огромный, мудрый, добрый, всесильный и всемогущий. И справедливый ещё… Ой, смотри: лебеди! Лебеди летят! Двое: он и она… Ты бы хотел вот так же со своей подругой над землёй лететь? — Ну… ты скажешь… Волшебница-чудачка и выдумщица ты! — А люди в них стреляют… Ты бы стал в лебедей стрелять на охоте? — Нет, не стал бы! Мне на лебедей в небе любо смотреть, песни их слышать… — Это хорошо… — Маруся говорит. — Я и любить бы так же хотела, как лебедь с лебёдушкой: чтобы вместе быть на жизнь целую… — А как же ты тогда на свадебном пиру лебедя жареного есть станешь? — подшутил Егор. — Не стану, ни за что! — серьёзно ответила Маруся. — А цыплёнка? — И цыпленка не стану! Я никогда не ем ни птичек, ни зверюшек убитых, ни рыбок пойманных! — Значит, правду про тебя рассказывают… А я думал: сочиняют… А что же есть-то тогда? — Грибы да ягоды, овощи огородные, каши крупяные, хлеб, зелень всякая — чем же это не еда? — Но ведь тебе же каждый росточек-цветочек жалко! — Жалко — если напрасно сорвать. Но, когда колосья созрели, — то они ведь сами отдают свои зёрна и земле, чтобы новые всходы были, и людям, которые те колосья взрастили. — Чуднό ты рассуждаешь, Ромашка! Да как же ты живёшь — такая? В птицу не стреляй, на муравья не наступи, цветы зря не рви… — Так вот и живу, — опустила ресницы Маруся… — Кто же тебя, чудачку такую, в жёны возьмёт? — Ты… — Вот придумала! Да за меня любая девушка выйти замуж рада-радёхонька будет! Я любую могу выбрать! — А я — не любого. Я тебя одного уже выбрала… * * * Потом снова стали парни и девушки скликать друг друга на забаву новую праздничную, на веселье… Придумали в этот раз выбрать парня, который всех сильней, и девушку, что всех краше. Вначале парни стали бороться: кто проиграл — выбывает, а победители между собой дальше соперничают. Вначале в шутку вроде состязание было. Потом всё злее борьба пошла. Егор — всех победил! Его самым сильным признали! … Стали затем среди девушек самую красивую выбирать. Егор, разгорячённый борьбой и гордый победой, стал искать глазами Марусю. Но видит: в сторону отошла она, не стала пляски плясать, за звание самой красивой соревноваться… … Обернулся он на веселье, куда его юноши звали — красавиц выбирать, рукой парням махнул — и пошёл Ромашку догонять… — Ты что убегаешь? Боишься, что тебя самой красивой не выберут? — Нет, я и так знаю, что не выберут. Но ведь и многих других не выберут тоже. Выберут — только одну. А ведь в каждой девушке есть та её особенная красота, за которую именно её — парень полюбить может… Я бы другое состязание устроила: кто — добрей? — Вот уж тут ты бы точно верх над всеми взяла! — Впрочем, нет, я не права: такое состязание не получится. В нём ведь не может быть победителя: никто не сможет выбрать то деяние доброты, которое — лучшее. Ведь очень много разных ситуаций бывает, когда нужна доброта! Иногда просто улыбка или лишь слово доброе — от большой беды человека спасти могут, надежду, например, вернув… А иногда — и великий подвиг военный не одно только доброе в себе несёт. Вот ты: на соревнованиях ваших ты стал первым и самым сильным из парней. Но у Васи — глаз опух. И Роман хромает: так ногу зашиб. А Фёдор — злобу затаил, что не победил… Так хороша ли такая игра? — Тебя если бы послушались — так все бы, как трусливые овечки стали… — Не скажи… Добро — и смелым, и сильным может быть. Но вот только смелые да сильные — не часто добры бывают… * * * А тем временем среди девушек самой красивой Анфису выбрали, царицей красавиц назвали. И повелела Анфиса: — Теперь того, кто самый смелый, — выбирать будем! Пойдём все на берег реки, на обрыв! Кто в реку прыгнет с обрыва — того поцелую! … Река, что в тех местах протекала, была сурового нрава, широкая. А там, где прыгать Анфиса предложила, — поворот русла крутой, течение сильное, водоворот опасный… Обрыв же в том месте — высокий, подмытый рекой, и край его под ногами в любой момент обвалиться может… А девушки другие Анфисе вторят: и мы поцелуем, тех, кто смелые, тех, кто прыгнуть не забоятся! Тут Маруся не выдержала: — Что же тут умного — так храбриться! Не подходите близко к обрыву! Омут внизу с водоворотом, течение бурное! Вода студёная! Зачем глупый спор затеяли?! А ей в ответ и парни, и девушки — наперебой загалдели: — Уйди, трусиха! Не ты, а царица красавиц — нам состязание назначила! Спор сей — для смелых парней! … Отошла Маруся от спорщиков, на Егора смотрит, ждёт, что он поддержит её: ведь его-то трусом никто не назовёт… Но промолчал Егор… … А за старшими ребятами и малый один мальчик увязался. Подошёл к самому краю обрыва — посмотреть с кручи: куда это прыгать страшно?… Обсыпался край обрыва — и мальчик в реку с высоты упал. В ту же секунду Маруся за ним прыгнула. Егор прыгнул следом… … Вытащили Маруся и Егор перепуганного мальчика на берег, отвели скорее домой. * * * После того случая Егор заметил в себе новое, неведомое ему прежде ощущение: он понял, как важна ему Маруся-Ромашка, как тревожится он теперь, чтоб не случилось с ней беды, как хочет быть её другом и защитником… Понял он, что нет для него теперь никого дороже этой доброй и отважной девушки. |